Posted by myzh5lnok on May 31, 2024 at 10:40:40:
In Reply to: скотч лента posted by Evori_utEr on September 18, 2023 at 12:46:22:
Джек из Ньюбери (Делонэ)
Это семейство одних Погорельцевых. Это правда, - сказала она, - я это обещала. Это уже хамская жадность: с союза гонорар за Шингарева получаешь - раз, с Шингарева пальто снимаешь - два, да еще с нас за разоблачение этого хочешь получить - три! На мокрое дело. Шингарева пришить. Вот и приходится Шингарева под разными соусами работать. Оштрафовали нас нынче и под предварительную цензуру всю газету отдали… По-моему, это - простая бумага, сделанная под коленкор, имитирующий кожу. Серая, простая слеза поползла по огрубевшему, загорелому лицу старого служаки и застряла где-то у сивого уса… Растроган, переполнен, взбудоражен так, что… Сложен он так, что наверняка всякому понравится. Только он не очень этого хотел, так как это обойдется ему недешево. Но это было так прелестно обедать не дома, - и оживленный разговор не заставил себя ждать, он шел, как дуэт, в котором то один, то другой ведет мелодию; они совершенно углубились в воспоминания, взоры их блестели и маленькие шероховатости прошлого сгладились совершенно, оно представлялось лучезарным и прекрасным.
Но ведь его превосходительство… Подумать только: его превосходительство ничего не имеет против печати… Но раз вам захотелось об этом говорить, скажите мне, пожалуйста, имена ваших женихов и чем они занимаются. С. 77. «Это Лиза послала мне, это она говорит со мной», - [url=https://myzh-na-chas99.ru]myzh-na-chas99.ru[/url] подумалось ему.-- По свидетельству А. Заявлял. По шее дали. Но тут же не было ничего ужасного. Но она не смеялась, глядя на его лоснящееся лицо, и глаза её приняли такое грустное выражение, что он смутился. И во взгляде его блеснуло вдруг какое-то совершенно новое и неожиданное выражение, как бы преобразившее совсем в другой вид злобное и доселе только подло кривлявшееся его лицо. Да вы-то возьмите во внимание - почем сейчас в трактире бутылка спирту? Печать рассеивает тьму и вносит свет во все мрачные уголки неприглядной русской действительности. Печать - это воздух. Отнимите у человека воздух - сможет он разве жить? Разоблачаться хочу, - прохрипел он. Знаете, что он мне сказал? И он еще спрашивает! Все, он устал, его не троньте. Не могу сказать, о чем мы говорили. Не о печати? И напрасно. Как много в этом слове для сердца русского слилось! Как раньше? - усмехнулся муж. Как помочь тебе, милый рыцарь?
Как вы думаете, а? Ну, да уж нечего делать, пойду - пусть душит. Если бы Вы так расщедрились, что дали мне две, я уж не говорю, три страницы Ваших черновиков, пусть уже явно Вам не нужных, это был бы самый замечательный подарок, который я когда-либо получал в жизни. Вы так рассудите, господин: то бы я с его сотню заработал и капут, а теперь я с его в год тысячи три сниму. Вы извините меня ваше пр-во, что я шатаюсь… Может быть, Вы на них ответите. Вы хотите, чтобы я с вами ехал теперь к вашей невесте? Вы знаете, когда я услышал это - у меня, честное слово (не стыжусь в этом признаться), одну минуту было желание поцеловать его руку… Верное слово. Уже и триста рублей получил. И в триста не уберу. А что тебе, голубчик? Ага. Ну, хорошо, голубчик… Хорошо, хорошо, - голубчик, спасибо. Хорошо, хорошо, это после. Совершится возрождение и просвещение моей дорогой, прекрасной родины - до жилеток ли тут! У меня не будет больше ключа и никакого запора, кроме щеколды, до тех пор, пока я не выйду замуж.
Волнение Павла Павловича возросло до чрезвычайности. Да нам-то что до этого? Да! Представьте, кондукторша пыталась сдать мне, вместо пятака - четыре копейки. Да разве я в такой момент о жилетке думаю? Да как же так? Да, но ведь мог же сюда залететь и неприятельский аэроплан? Да, взгляд на эти сады не радует сердца. Слушайте же, знаете, что? А как, однако же, вы переменились! Я думал о том, что мы уже стары, мамочка, мы уже сыграли нашу роль и должны быть довольны тем, что было. А Ступендьев - это роль-с, театральная роль, роль мужа в пиесе «Провинциалка», - пропищал сладчайшим голоском Павел Павлович, - но это уже относится к другому разряду дорогих и прекрасных наших воспоминаний, уже после вашего отъезда, когда Степан Михайлович Багаутов подарил нас своею дружбою, совершенно как вы-с, и уже на целых пять лет. Павел Павлович, точно выскочил из-за угла; даже точно только того и ждал, чтобы выскочить.